1. Никониа́нский раскол (Никоновский раскол) — отделение от исторической Русской православной церкви части верующих во главе с патриархом московским Никоном и царём Алексеем Михайловичем.
В 1652 году московским патриархом стал Никон, новый патриарх публично учил о «погрешительности Русской церкви» и необходимости её «исправления» по греческим образцам. В 1653 году Никон разослал по всем церквям московским «память», в которой говорилось: «не подобает в церкви метания творити на колену, но в пояс бы вам творити поклоны; ещё и тремя персты бы есте крестились». В исторические богослужебные тексты по его указанию было внесено множество новаций, например, в слово «Iсус» была добавлена ещё одна буква и оно стало писаться «Iисус». Были введены и другие изменения: традиционные земные поклоны заменены поясными, крестные ходы Никон распорядился проводить в обратном направлении (против солнца), а возглас «аллилуйя» во время службы стал произносить не дважды, а трижды..
Все эти нововведения находились в буквальном противоречии с постановлениями Стоглавого собора (1551 г.): «А кто не крестится двумя перстами, яко Христос и апостолы, да будет анафема» (Стоглав 31); «…не подобает святыя аллилуии трегубити, но дважды глаголати аллилуия, а в третий — слава тебе Боже…» (Стоглав 42). Патриарху указывали на самочинность таких действий, и тогда в 1654 году он устраивает собор, на котором в результате давления на участников все-таки добивается разрешения провести «книжную справу (но) по древним рукописям греческим и славянским». Однако равнение шло не на старые образцы, а на современную греческую практику. В неделю православия 1656 года в московском Успенском соборе была торжественно провозглашена анафема на тех, кто крестится двумя перстами. Позднее уже совершенно никонианский по своему составу т. н. «Большой московский собор» (1666—1667) подтвердил новые формы крестного знамения, и наложил соборную клятву, «вечное отлучение от церкви» на тех, кто впредь стал бы держаться старого исповедания.
Против изменения исторически сложившегося богослужения возражало большинство Русской церкви, в их числе были клирики и даже епископы, но иерархия в целом, за исключением епископа Павла Коломенского, быстро утратила способность к сопротивлению. В ситуации отсутствия у православных правильной иерархии — «церковного вдовства», духовным вождём Русской православной церкви стал протопоп Авва́кум. Он и ещё несколько клириков (протопопы Логгин Муромский и Даниил Костромской, поп Лазарь Романовский, дьякон Фёдор и инок Епифаний) возглавили движение за старую веру (старообрядчество). В дальнейшем в силу государственной поддержки церковной реформы имя Русской церкви было закреплено за сторонниками Никона (никонианами), а традиционных русских христиан (староверов) стали называть раскольниками и преследовать.

2.Никонианская ересь
Взгляды Никона (никониан) о какой-то отдельной традиции, в данном случае греческой, как об эталонной, подобны так называемой «трехъязычной ереси» — учениию о возможности существования святого писания исключительно на языках, на которых была сделана надпись на кресте Христовом еврейском, греческом и латинском. В обоих случаях речь шла об отказе от естественной (национальной) формы исповедания христианства. Да и сам факт отказа от национального исповедания был совершенно чужд русскому церковному сознанию, поскольку историческая русская церковность образовывалась на кирилло-мефодиевской традиции. Проповедь солунских братьев созидала славянские церкви, основываясь на обязательном национальном усвоении христианства с учётом не только национального перевода Святого Писания и богослужебного корпуса, но и использовании существующих местных заделов христианской традиции .
Исходной ересью никониан является – их отказ от исторического православного исповедания, преемственно существовавшего в России. Остальное было результатом этого события. После знаменитого «Большого московского собора 1666 года, проклявшего историческое русское православие, началось отдельное существование отступившей в раскол иерархии русской церкви и части паствы. В отсутствии православного окормления, наши соотечественники стали впадать во всевозможные ереси. Появлялись и росли «духовные» новообразования: для верхушки дворян таким стало масонство, для простых людей – хлыстовство во всех его проявлениях. На последнем необходимо остановиться подробнее, т.к. именно оно определило пути дальнейшего развития новой, собственно никонианской, традиции.

3.Проповедь никонианства
Долгое время проповедь никонианства в среде искони православного народа была крайне затруднена. Никониане попросту не ощущали внутренней содержательности своего исповедания. Скопировав чужые для русских новогреческие обряды XVII века, никониане столкнулись с проблемой духовной мотивации своего исповедания. Ограждая себя троеперстным крестом, недавние православные не чувствовали себя причастным святости исповедуемой таким образом веры. Прежде крестясь двуперстно, каждый знал, что это искони идущее святое предание. Так крестился святой князь Владимир, страстотерпцы Борис и Глеб, великие киевские чудотворцы Антоний и Феодосий Печерские, наш ближайший соотечественник - преподобный Сергий Радонежский и весь сонм Святой Руси, укоренённой в царствии небесном. Но чему можно было приобщиться в новых церемониях никониан? Лишенные святоподобия в церковном обряде, никониане не имели необходимого всякому верующему человеку, зафиксированного преемственностью, подтверждения подлинности богообщения. Единожды отказавшись видеть в чинопоследовании правило веры, было так естественно не видеть его и в новом обряде. Таким образом, путь храмового богопочитания был для них закрыт. Потребовались личные усилия для восстановления позитивной религиозной реализации, невозможную отныне в никонианский храмах и ставшую достижимой только в мистических сектах. Такому положению вещей не могло помочь даже бурная пастырская деятельность никонианских проповедников. Впрочем, таковая ограничивалась очернением древнего православия, чем полны публикации конца XVII – начала XVIII века. По существу никонианству попросту недоставало собственного положительного содержания, так как прежнее содержание отрицалось, а новую традицию ещё предстояло сформировать. Таким формированием было заполнено всё XVIII столетие. Особенно плодотворно новое содержание обреталось в хлыстовской духовной практики, о чём свидетельствуют розыски XVIII и публицистика XIX веков.

4. Хлыстовство
При всём кажущемся разнообразии проявлений хлыстовство имеет одну принципиальную черту. По своей внутренней сути оно всегда есть симбиоз половой энергии и религиозного сознания, кстати, совершенно необязательно предполагающий, или даже скорее отвергающий, собственно половое соитие. Наиболее чуткие люди это внутренне чувствовали и поэтому именно скопчество есть наиболее последовательное проявление, своего рода венец, хлыстовства. Вокруг лидера хлыстовского «корабля» - пророка, или даже «христа», возникает особая общность. Адепты группируются по половому признаку, образуя «круги». Половое воздержание создаёт необходимое эмоциональное напряжение, а пост утончает чувства. Танцеобразные движения во время радений разгоняют ток крови, на гране сознания и подсознания случается религиозное наитие, возможно, бред. Любопытно, что использование половой энергии в религиозных целях – сублимирование, встречается в совершенно далёких от такого «христианства» религиях: тантрической ёге, например. В большей степени подверженными «духовному христианству» оказались женщины – по оценкам современников (кстати, принадлежащих к господствующей церкви) большая часть женских монастырей и, в несколько меньшей степени мужских, в XVIII-XIX веке – оказались заражены именно хлыстовством. В Москве, согласно Мельникову (Печерскому), на момент проведения следствия о хлыстах оказалось, что все женские монастыри имели среди своих насельниц последователей этой секты, а в отдельные обители по существу представляли собой хлыстовские «корабли». Среди таковых был известный в столицы Ивановский женский монастырь, но не отставали и мужские обители. Примерно ко второй половине XVIII века новое положительное содержание в виде харизматического опыта тайных хлыстовских кораблей достигло критической массы. Нашлись книжные люди, сумевшие подвести под собранное, легальную основу древнеиноческой литературы. В конце XVIII века трудами Паисия Величковского, переводившего и издававшего святоотеческие творения, посвященные духовной жизни монашества, способствовавшие возрождению интереса к наследию византийского исихазма, было выковано собственное содержание никонианства, вошедшее в жизнь под общим названием «духовная жизнь».

5. "Духовная жизнь"
Понятие «духовной жизни», само по себе вполне православное, возникло, как результат аскетической практики древнего иночества и было направлено на духовное совершенствование. Монахи Египта и Сирии из поколения в поколение собирали аскетический опыт. Таковой опыт был по преимуществу результатом пустынножительства – основной реалию бытия древних аскетов. Порой, это были упражнения, направленные на концентрацию внимания, особые техники молитвы и тому подобное необходимое для пустынножития. Направленность на уединение и непрестанную молитву - главное отличие таких текстов от прочей христианской (городской - общинной) литературы. Однако в послераскольной России это вполне благочестивая практика была призвана совершить подмену соборной жизни Церкви. Сосредоточенность на внутренней рефлексии переводила акцент духовных потребностей во внутреннее пространство человеческой личности. А своё христианство человек переживал уже не соборно, вместе с общиной, а как частную (частную) «духовную жизнь». Это вполне соответствовало реалиям XVIII века и секулярную ориентацию новой государственности, где религия стала действительно частным делом. Обретение позитивного содержания для большой (национальной) исповедальной общины дело долгое. Если таковое обрели наиболее продвинутые никониане, то прочая паства пребывала в двоеверии. Днём ходили молиться в никонианский храм и там (формально) были никонианами, а ночью, дома по-прежнему клали неспешные двуперстные кресты перед Николой милостивым. Рецепция нового содержания происходила двумя путями. Наиболее религиозно-мобильные никониане приобщились этого содержания в хлыстовских кораблях. С другой, духовно инертной частью пришлось заниматься иерархам синодальной «церкви». Проблема с двоеверием беспокоила руководство никониан, надо было доводить реально обретённое содержание («духовную жизнь») до последнего человека. В 1820 году Филарет Амфитеатров, будучи епископом Калужским, создал уникальный скит при монастыре (Оптиной пустыни). Там же работала типография, печатавшая аскетическую литературу, способствующую обоснованию и продвижению «духовной жизни», становившуюся новым позитивным содержанием никонианства и делавшим церковное (соборное) исповедание веры чем-то внешним и мало интересным. Но кроме собственно никонианского «просвещения», основанный там скит практиковал особую духовную практику частой исповеди - откровения помыслов у монастырского старца, ставшей в последствии оригинальной традицией никонианства – «старчеством».

6. «Старчество»
Старчество - это особый монашеский институт древней Церкви, вычитанный никонианами в древних патериках, а на практике полученный из молдавских монастырей и хлыстовских сект. «Старчество» - это взаимодействие учителя – «старца» и «ученика». Предполагавшее использование особой психической практики, фокусирующей всё внимание её «учеников» на отслеживании помыслов и иной рефлексии – «духовной жизни», а также на регулярном откровении своих переживаний «старцу». Любопытно, что в религиозно-публицистическом произведении Мельникова Печерского «Белые голуби», посвященному хлыстам, читаем о покаянии по-хлыстовски: «первенствующему мирянину надлежит приносить покаяние еженедельно, а внешнему мирянину (то есть не хлысту) только раз в год» (официальные церковные власти требовали говеть и исповедоваться раз в год). Еженедельное откровение помыслов, стало практикой позволявшей выделить склонных «духовному деланию» людей и составить из них особую духовную общину во главе со «старцем», являющимся как бы вторым (а зачастую и первым, основным) духовником после принимающего исповедь в церкви. «Старцы» формировали «духовную жизнь», постоянно контролировали религиозную рефлексию, давали советы. Но, что было духовно правильным для пустынников древней Церкви, стало душевредным в среде городских и сельских христиан. Сосредоточение на внутренних переживаниях – «бегство во внутреннюю пустыню сердца», стало уходом из реальной жизни и делало попросту ненужным никакое церковное исповедание веры, для некоторых и жизнь вообще. Возникала своего рода зависимость «ученика» и «старца», а руководство порой принимало комические черты. И хотя целью христианской жизни, согласно её новому положительным содержанию, стало «стяжание Святаго Духа» (вполне монашеское делание), это была уже не жизнь в Церкви. «Стяжите дух мирен (Святой) и вокруг вас спасутся тысячи», - вот обретённый лозунг никонианства. Это вполне понятно, ведь «на святом месте мерзость запустения» казенного религиозного ведомства и «надо бежать в горы», т.е. к духовным людям, которые «стяжали Святаго Духа» и уже вокруг них спасаться. Никониане сами понимают, что в официальной «церкви» с её обрядами спасения искать незачем, «церковь» слишком сосредоточена на внешнем. Абсолютная формула обретённого содержания никонианства дана в «Беседе о цели христианской жизни»: «Говорили вам: ходи в церковь, молись Богу, твори заповеди Божии, твори добро - вот тебе и цель жизни христианской…, (а) вот я, убогий Серафим, растолкую вам теперь, в чем действительно эта цель состоит. Истинная же цель жизни нашей христианской состоит в стяжании Духа Святого Божьего». Став мистиками, никониане переставали интересоваться жизнью церкви как нечто внешним, ненужным для спасения, а соборное исповедание православной веры, стали понимать как обряд…

7. О соборности
Итак, никонианская схизма переродилась. Внутренне она обрела собственное содержание - «духовную жизнь», возглавляемую и управляемую «старцами». Внешне, малосодержательная после раскола, соборная жизнь стала никому неинтересной. Соборность умерла, став невостребованной, и отмена патриаршества в 1721 году, а также признание императора «главой церкви» (см. свод законов Российской империи), было воспринято никонианами вполне инертно. Их это больше не интересовало! Примерно, с этого времени не выбираются пастыри, не проводятся соборы. Показателен такой пример: к митрополиту московскому Платону явились крестьяне с просьбой о своем кандидате, он им ответил: «ваше дело - орать да пахать, а мое - вам попов давать…». Крестьяне, видимо, ещё не освоили «духовную жизнь» а митрополит уже усвоил… О соборной жизни хорошо сказал в одном из интервью митрополит Московский и всея Руси Андриан: Соборность как форма консервативной демократии всегда являлась основой Православия. Поэтому в Символе Веры мы исповедуем веру в Церковь, "святую соборную и апостольскую". Церковные соборы с апостольских времен стали проявлением и выражением соборности. Соборность выражена в самом устройстве земной церкви. Она проявляется в соборном избрании священников и епископов, деятельном участии мирян в жизни церкви, соборном принятии решений на всех ступенях христианского сообщества - от прихода до церковного собора. Из сказанного можно понять сколь существенно отличие в понимание Церкви у православных (старообрядцев) и у никониан, где прихожане озабоченны «стяжанием духа», а клирики превратились в государственных чиновников, отправляющих императорский культ «табельных дней» и обязательной годичный исповеди.

8. «Помазанники Божии» (о царях земных)
Обретённая «духовная жизнь» как-то удовлетворила потребность в богообщении, но создала внутренний раздвоение в церковной организации. Внешне всё оставалось по-прежнему: духовенство отправляло культ, прихожане исполняли положенное, но всё это стало обязанностью, не отвечавшей реальности «духовной жизни». «Церковь» состояла как бы из двух частей: внутренней «духовной», руководимой «старцами» и внешней - отправляющей религиозный ритуал. Необходима связь двух этих частей, императоры, кажется, это понимают и предлагают себя в качестве таковой. Они перестают именоваться как прежде и подобно святителям титулуются без указания отчества (Пётр I, Екатерина II). Возможно, поэтому монархическая идея доходит в своих пределах до понимания императора как помазанника Божия. Однако, о помазанности царей Священное Предание и Священное Писание Нового Завета ничего не знает. Св. Иоанн Дамаскин так сказал об этом: «Спаситель поставил в церкви апостолов, пророков и учителей, но не императоров». Ведь помазанник Божий - это Христос. Утверждение, что император (царь) является помазанником Божиим, является еретическим, так как означает по существу отказ от Нового Завета. Исус Христос сам является Царём, а все христиане призваны к Царствию Божию. Небесное гражданство соединено Святым Духом, печатью которого является миропомазание. Каждый христианин сподобляется в жизни миропомазанию, а исключительность помазанничества осталась в Ветхом завете вместе с «землёй обетованной» и её народом. Странно всё это читать в русской религиозной прессе, ведь русский народ не имел обетований о «Святой земле» и своём особом избранничестве. Мы, согласно Апостолу Павлу, - «маслина дикая» и привитая (Рим. 11.17). Церковь должна свидетельствовать, что единым помазанником Божьим является Господь наш – Исус Христос.

9. «Царь – мученик»
Задача преодоления средостения между внешним и внутренним пытался последний император Российской империи Николай II. Он, был по настоящему духовным человеком, чувствуя на себе печать рока, постоянно ощущал потребность в общении с миром духов. Это впрочем, было обыкновенным делом Романовской династии, многие члены которой были спиритами. Не стоит думать, что это было чем-то сродни «чёрной магии» - нет, скорее это было результатом продвижения практики «духовной жизни». Что удивительного, духовником отца Николай II (Александра III) был известный проповедник «духовной жизни» - Иоанн Крондштадский (И.К.), духовный Христос «иоаннитов». За «иоаннитов» И.К. достаётся от «Св. Синода», видимо, пытаясь реабилитироваться, он побуждает императора канонизировать Серафима Саровского, которому, по словам «духовного» писателя Сергия Нилуса и принадлежит вышеприведенная формула «духовной жизни» о «стяжании Свтаго Духа». Возле императора постоянно присутствует собственный «старец» императорской семьи – хлыст Григорий Ефимович Распутин Новых. Последний знаком И.К. и, как пишут современники, очень понравился ему. Император постоянно советуется со «старцем» даже в вопросах государственной политики, что впрочем, согласно с требованиями «духовной жизни» (образованное общество этого не понимает). Осуществление посреднической миссии между внешней и внутренней «церковью» находит отражение в канонизации Серафима Саровского. Прославляет его не внешняя «церковь», а император, вопреки «Св. Синоду». Сам канонизированный представляет осуществлённый синтез внешней церковности (он «иеромонах»), и внутренней - он абсолютно «духовен». Но действительным апофеозом посреднической деятельности Николая II становится собственная смерть, точнее - её последующая интерпретация как мученической. Погибший является «царём» и невинной жертвой сил апостасии, борющихся с императорской властью, и он же, согласно законам Российской империи есть глава церкви, это и есть долгожданный синтез – «царь» - глава «церкви» - «жертва». Эта формула может быть соотнесена только со Христом Божием, что и делается в последнее время, когда говорится о необходимости «всенародного покаяния»

10. «Нераскаянный грех» и «всенародное покаяние»
В «церковных» СМИ можно было прочесть следующее: «…Подобно тому, как Христос был распят на Голгофе за грехи всего мира, так и царь Николай II принесен в жертву за грехи всей России. Истинный государь есть «образ одушевлен Царя Небесного»…Покаяться перед царем - значит по-настоящему принести покаяние Богу. «...грех цареубийства нераскаян. Будучи преступлением, против Божественного и человеческого закона, этот грех лежит тяжелейшим грузом на душе народа, на его нравственном самосознании». Прошло 10 лет после призыва нашего Патриарха к покаянию... А что же мы? Принесли ли мы покаяние по призыву нашего Патриарха и по зову нашей совести? Вроде бы ясно: виноват - покайся, принеси плоды покаяния - Господь простит, и живи с чистой совестью. Но, к сожалению, многие не хотят верить, что грех цареубийства лежит на каждом из нас. ...» Тема императорской церкви существенна в рассмотрении вопроса, отношения никониан к Советской власти. От антихриста или нет, была эта власть, если она убила – «принесла в жертву» «царя – искупителя»?

11. «Мученики» и «исповедники» РПЦ в 1917 и т.д. годах
Мученики есть основание Церкви. Игумен Дамаскин Орловский пишет: «В истории России не было периода мученичества, а был период только преподобнический. И была в этом смысле, может быть, некоторая как бы неполнота церковного опыта...» Он явно не считает первых мучеников Древней Руси - Моанна и Феодора на могиле которых построили знаменитую Десятинную церковь относящимся к его церкви. И это сделанное как бы по другому поводу замечание является своего рода фрейдовская проговоркой. В 1917 году погибла, уничтоженная Советами Российская империя, которая была детищем отпадших в раскол иерархии и последних московских царей. Сопротивление этой власти, по мнению адептов никонианства, было борьбой с апостасией, следовательно, создало новомучеников, ставших новым фундаментом никонианской «церкви». Действительно, после революции положение никонианства резко поменялось, из государственного исповедания оно стало гонимым. Новая власть, объявила террор привилегированным классам. Но справедливо ли считать пострадавших христианскими мучениками? Советская власть, как и всякая революционная власть, преследовала «бывших» и совсем не за их религиозные убеждения, тем более что и среди революционной части населения преобладали верующие люди, а патриарх Тихон каялся перед советским судом в своей «контрреволюционности». Тоже признавали и видные иерархи никонианской церкви, например Митрополит Елевферий и Сергий Старгородский (впоследствии первый сталинский патриарх РПЦ).

12. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, можно резюмировать, что никонианский раскол после своего возникновения имел существенный изъян, связанные с отсутствием, понятной большинству своих последователей, духовной традицией, обеспеченной объективностью богообщения, засвидетельствованного непосредственным преемством. Проблема стимулировала духовные поиски, закончившиеся обретением харизматической практики у хлыстов. Заимствованный духовный опыт был аккумулирован в монастырях и транслирован в широкие массы верующих особым видом духовничества – «старчеством». Усвоенный никонианством духовный опыт был легитимирован выборкой древнеиноческой литературы. В 20 веке нового духовное содержание зафиксировалось программными канонизациями. Обретённое духовное содержание сделало привычную церковность внешней и малосодержательной. Но возникла проблема двойственности религиозной жизни. На сегодняшний день попытками разрешения этой проблемы можно считать инициирования культа императора и всенародного греха (несмываемого крещением).

Павел де Рико